Жизнь людей это некая череда знаковых событий.
Эти события определяют выбор пути, отношение к жизни, к себе, к людям и т.д. Но человеку кажется, что выбор делает он сам. А на самом деле выбор каждый раз определяется чередой знаковых событий. Они накладывают свой отпечаток на человека, формируют сознание, поступки, и человеку кажется, что это он определяет свой путь. А он всего лишь приспосабливается, встраивает себя в пространство.
Именно знаковые события влияют на человека и незаметно для него от поступка к поступку формируют характер, форматируют его и указывают направление: куда? зачем? для чего?
Вопрос: можно ли изменить свою судьбу? Конечно, можно. Но это все равно как выпрыгнуть на ходу из скоростного поезда, да еще в кромешной темноте. На такое способны единицы.
Есть другой вариант изменения судьбы, массовый, когда из “поезда” людей вышвыривает сама жизнь, прямо в окна, через стекла, и ей наплевать на порезы, травмы и что там за окном – ночь, пропасть или вообще ничего.
То, о чем я здесь говорю, я не считаю истиной в последней инстанции, это лично мое мнение, это то, что я увидел. Но в жизни есть такие события, которые не оставляют вам абсолютно никакого выбора, и они меняют вашу жизнь один раз и навсегда.
Одно из таких знаковых событий, когда судьба положила на меня свою тяжелую руку. Мне тогда было лет двенадцать. Кратко, в двух словах. Я случайно оказался свидетелем беседы моего отца с человеком, для нас не чужим.
Он моему отцу говорит:
«Вот смотри, я, допустим, что-то украл, иду открыто по улице, не прячусь. Мне навстречу милиционер: “стой, хэнде хох (руки вверх), сдавайся или буду стрелять” (это нормальный послевоенный сленг).
После “стой ... руки вверх” первое, что я скажу: “Посмотрите, вон идет человек”, – а это можешь быть и ты. Честно глядя в глаза, не моргнув, я скажу: “Это ты украл, а я, коммунист, рискуя своей жизнью, отобрал у тебя украденное тобой народное добро и вот сейчас иду сдавать его в нашу народную милицию”.
Конечно, заберут и меня, и тебя. Меня для дачи показаний, а тебе “завернут ласты”, закинут в “воронок”, и как дрова, довезут до места, где ты признаешься не только вот в этом воровстве, но и в том, что ты агент и диверсант, сам знаешь чей.
Мне поверят. А тебя даже слушать не будут. И знаешь, почему? Потому что я коммунист, член коммунистической партии. А ты просто человек с улицы – одним больше, одним меньше…»
Этот не чужой нам человек моему отцу из добрых побуждений как бы объяснял жизнь.
Я стоял как застывший памятник. Меня сковал ужас, что моего отца могут забрать вот так легко и ни за что. А потом я и вся моя семья останемся без отца.
Отец увидел, что услышав эти слова, я застыл, окаменел, испуган, и спокойным голосом психотерапевта сказал: «Сынок, запомни это и никому в жизни не давай себя запугать, начиная с меня, твоего отца»…
Я запомнил этот разговор, пока жив не забуду и передам дальше эту эстафету.
Мое детское сознание формировалось в школе. Нас учили патриотизму, уважению к большевикам-революционерам-интернационалистам и полному подчинению родной партии (партия была на первом месте, а семья на втором).
Это было время, когда большевики-революционеры, прошедшие не одну войну, уходили из жизни. По характеру они чем-то напоминали аскетичных воинов-монахов из средних веков. Их сменили откровенные приспособленцы, это происходило по всей стране, во всех республиках, и такая смена элит начинается с Хрущева.
Мой мир полностью перевернулся. Меня в школе учили в любой момент свою жизнь отдать за Родину и за тех, кто ею правит. “Жизнь за Родину” – это нормально, достойно, не стыдно. А вот жизнь за паразитов…
Я ребенок... а у меня мир рухнул на глазах. А потом я случайно узнал: мой отец прошел сталинские лагеря. Для меня это означало, что я никогда не смогу поступить в тот институт, в который очень хотел: на мне была метка. Я забросил учебники, стал прогуливать школу, неделями там не появлялся.
Я полностью потерял мотивацию к учебе, вообще. Мои родители не могли повлиять на меня и не понимали в чем дело: учился я с азартом, и вдруг такая резкая перемена. А я не мог им сказать, почему я так поступаю, чтобы не расстраивать отца.
Родители с утра уходили на работу, а я в школу не шел и от нечего делать начал читать книжки. И увлекся настолько, что уже не мог от них оторваться. Через пару лет круг моих друзей сильно изменился, самый младший был лет на семь старше меня. Я понимал, что в своем развитии опережаю своих сверстников и выгляжу старше своих лет.
В итоге школу, которая мне была уже совершенно неинтересна и не нужна, я кое-как закончил. Я этим не горжусь. А тогда я не понимал, что мой ум, может быть, и сделал большой рывок, но он был заполнен бессистемно. Школа могла создать для меня классическую базу и дисциплину ума. В итоге я что-то приобрел, а что-то упустил.
Дисциплина пришла позже, благодаря кругу моего общения и совершенно другому типу концентрации внимания. Тогда я еще не понимал, что любая концентрация моего внимания (тело, ум, чувства) погружает меня в мягкий транс, это чем-то напоминает погруженную внимательность – чем-то. Для транс-интеллекта требуется несколько другая “школа”: другая дисциплина ума, другая системность мышления, другая логистика, здесь совершенно другая обработка информации.
Главная проблема: как суметь соединить две разные логистики – два разных потока интеллекта, транс- и обычного. На это лично у меня ушли годы, лет двадцать, не меньше. У нас нет таких школ, способных примирить, гармонизировать два этих потока. Они конфликтны и до предела противоречивы для обычного сознания.
Спасибо моим друзьям, которые такого своеобразного меня терпели. …
Ссылки на все материалы, относящиеся к циклу «Гравитанер», можно найти здесь >>>